Если бы человек Средневековья увидел на улицах наших городов людей, которые говорят сами с собой, он решил бы, что все здесь сошли с ума… В самых смелых своих фантазиях он не смог бы даже предположить такого развития разнообразных гаджетов, которое сделает нас похожими на городских сумасшедших. Так технологии меняют нормы нашего поведения.
Информационная и виртуальная реальности стали такой же обязательной приметой нашей жизни, как и реальность физическая. Информационная и виртуальная реальности могут компенсировать недостатки реальности физической, чем часто пользуются государства. СССР, например, пропагандой, литературой и искусством активно доказывал свое превосходство над западным миром, хотя в большинстве случаев все было наоборот. Но даже физическую реальность люди видят сквозь очки виртуальные и информационные. Эти очки они примеряют уже в школе и университете, а потом живут с ними всю оставшуюся жизнь. Перестройка в этом плане была процессом смены очков. Теперь уже новые очки видели прошлое в негативном свете, а настоящее — в розовом.
Литература и искусство интересны тем, что могут удерживать внимание на себе долгое время. В этот период происходит процесс погружения человека в иной мир, откуда он перенимает многие взгляды на жизнь и ее оценки. Именно оттуда идет, “что такое хорошо и что такое плохо”. Человеческое сообщество может жить в норме, если оно едино в понимании хорошего или плохого.
Кино и телесериалы стоят в ряду такого же инструментария. Погружение в их мир является даже более сильным, поэтому и последствия больше. По этой причине тоталитарная пропаганда всегда очень любила киноискусство. Оно давало, с одной стороны, массовый и почти одномоментный охват аудитории. С другой — эффективно работало именно на эмоциональном уровне, что сильнее воздействия на уровне рациональном.
Сегодня мы полюбили телесериалы. Постепенно для среднестатистического гражданина они становятся основным занятием в свободное время. И поскольку объемы свободного времени будут лишь расти в будущем, перед телесериалами открываются невиданные возможности. Уже сейчас с их помощью мы можем разобраться в жизни пап римских, поскольку есть целых три сериала, позволяющих, при желании, увидеть католицизм изнутри. С другой стороны, и сатанизм не останется вне нашего внимания, поскольку есть три сезона приключений юной ведьмы Сабрины, да и Гарри Поттер (как бы мы его ни обожали) — из этой же обоймы колдовства, которую не любит церковь.
Мы получаем большие объемы информации, которая не пропадает даром. Современные исследования подчеркивают в принятии решений роль той памяти, которую мы можем восстанавливать в своей голове по поводу похожих событий. Люди, в отличие от машин, лучше “тренируются” в идеализированных ситуациях, к которым, вероятно, можно отнести и виртуальность, — поскольку она носит менее случайный характер, чем реальность. Проиграв в голове старые ситуации, человек выходит на нужный тип решения.
Отсюда, с высокой долей вероятности, должно следовать и то, что виртуальная и информационная реальности могут предоставлять примеры подобного рода в большом количестве. К примеру, исследованиями был установлен факт, что прочитавшие “Гарри Поттера” с большей вероятностью голосовали за Обаму, а не за республиканского кандидата. Роль этого фактора была малой, но существенной, поскольку из “Гарри Поттера” люди вынесли более мягкое отношение к стигматизированным группам общества, отличное от проповедуемого республиканцами в их борьбе с ЛГБТ-сообществом.
Еще один интересный вариант корреляции связан c так называемым экономическим индексом нищеты. Исследование литературы постдепрессии показало корреляцию “литературного индекса нищеты” с экономическим спустя определенный период времени, поскольку на написание и выпуск книги также требуется некоторое время. Виртуальная реальность возникает как следствие изменения реальности физической, сохраняя ее эмоциональность и передавая этот опыт следующим поколениям. Великая депрессия в жизни получила эмоциональный всплеск в литературе спустя десять лет.
Можно найти другие виды “связки” разных типов реальности. Например, социально и психологически большую роль играет уровень доверия граждан. Постсоветское пространство здесь имеет не очень хорошие оценки, а это плохо, в том числе и для развития экономики. Наши люди доверяют, например, только близким, соседям — лишь тем, с кем есть прямая связь. А без доверия экономики не построить.
Есть и позитивные изменения: в постсоциалистических странах после падения железного занавеса, например, обнаружен сдвиг в сторону индивидуальных ценностей, что говорит о постепенном уходе от тоталитаризма. Частная жизнь человека и его интересы становятся постепенно все более значимыми.
Кстати, сегодня никто не думает о том, что для развития страны нужны качества, которые были “задавлены” в предыдущий период. И если их не развивать, мы все время будем ходить по кругу. По этой причине у нас сегодня часто возникает советское поведение в несоветской ситуации. Только новые поколения будут без этого багажа, хотя в нем было не только плохое, но и хорошее.
Технологии не могут заменить человеческое общение. Более того, сегодняшний капитализм стали именовать эмоциональным капитализмом, поскольку он научился капитализировать эмоции. Нам продают эмоции, чтобы вытащить нас из нашей “норки”.
У многих появилось ощущение, что гаджеты нас слышат. Вслед за тем перед нами возникает реклама обсуждаемых товаров. То есть из случайного события можно сделать системное, которое приводит к прибыли для технологий.
Соцсети активно включают в политическую борьбу даже военные действия. Анализ социальных сетей и их использование помогли избранию не только Трампа, но и Зеленского. Зеленский оказался лидером среди молодежи именно поэтому, — для молодых украинских избирателей его образ был усилен месседжами в социальных сетях. При этом воздействие на тех, кто еще не принял решение, считается наиболее эффективным. А в случае Украины таких избирателей много. Сомневаясь, они доходят почти до самой кабинки для голосования.
Трафик украинских социальных медиа для России мог стать одним из инструментариев военной разведки. Для этого анализировались твитты с их привязкой к географической местности. То есть в результате создавалась карта местности, фиксирующая возможное отношение в ней к вводу российских войск.
Исследователи отмечают, что Россия имела несколько целей, анализируя украинские социальные медиа. Первая — определение регионов, где Россию бы приветствовали, а где — отвергали. Для этого определялось, какой нарратив пользуется там поддержкой: антикремлевский “терроризм” или прокремлевский “фашизм”, который был темой российских теленовостей, интенсивно бомбардировавших свое и чужое население.
Исследователи называют следующие цели такой информационной кампании. Во-первых, на внутреннем фронте следовало укрепить поддержку ввода войск в Украину. Во-вторых, подвигнуть население Украины на выступление против власти. Кстати, вспомним, как движение украинских войск пытались перекрыть с помощью местного населения.
В таком варианте управления гражданами исследователи видят следующий инструментарий:
— усиление чувства обиды, отталкиваясь от возможного изменения статуса одной этнической группы в пользу другой;
— придание особого символизма нужным событиям, российским пропагандистским примером чего было использование слова “воссоединение” в случае аннексии Крыма;
— завышение героизма сопротивления, убеждение граждан, что их ожидает большой позитив за это.
Интересно, что все это является работой в виртуальном пространстве, направленной на усиление уже имеющихся эмоциональных оценок событий реального мира. Виртуальность активно управляет реальностью.
Для отбора и анализа нужных твиттов использовались ключевые слова. Антикремлевский нарратив манифестировался такими: террористы, терроризм. Прокремлевский был в следующих: радикальные, радикалы, праворадикальные, национал-радикальный, правоэкстремистская, правый терроризм, экстремистский, экстремизм, неонацизм, неонацистский, нацисты, нацизм, нацистская, националист, националистическое, национал-радикальный, нацменьшинства, ультранационалистические, фашизм, фашистский, наемники, боевики, антисемиты, русофобы.
Так частные коммуникации, в данном случае в Твиттере, становятся объектом изучения разведки и принятия военных решений. В этом случае были отобраны по ключевым словам и проанализированы 5328 твиттов из 1339 аккаунтов. Условная Новороссия действительно дала перепроизводство прокремлевских нарративов. Но и Николаев, и Киев, и Луганск показали некоторое перепроизводство обоих нарративов.
При этом нельзя забывать и того, что люди часто говорят фразами из телевизора: услышанное укрепляет их еще несформированное мнение. Так что одновременно та или иная интерпретация была связана с тем, смотрели они украинское или российское телевидение. Отсюда, видимо, и последовало дальнейшее отключение российских телеканалов и сайтов.
Получается, в мире нет ничего случайного, если у вас есть инструментарий для анализа этого случайного. Наступившая эра автоматических алгоритмов позволяет перерабатывать большие объемы информации, недоступные человеку ранее.
