История о стране, которая долго болела моральной чахоткой и наконец умерла, так и не оправившись от мучительного недуга
Нравы народа в периоды смуты часто бывают дурны, но мораль толпы строга, даже когда толпа эта обладает всеми пороками.
Талейран
Большая часть страны Горестан некогда располагалась на высокогорной территории. Отсюда и соответствующее название – Горестан. Горная цепь, на которой жили горестанцы, тянулась с северо-запада на юго-восток, а заканчивалась она двумя морями, которые как бы подпирали ее с обеих сторон.
На карте мира сейчас не найти эту страну, ибо когда-то внешний враг разрушил ее до основания, не оставив камне на камне. Горестанцы оказывали сопротивление настолько ожесточенное и выказывали такую зверскую беспощадность к оккупантам, что победители решили истребить всех их до единого. От мала до велика все население Горестана было уничтожено. Что же послужило причиной столь лютого ожесточения сердец? Почему в 21-ом веке оказалась возможной кровавая трагедия целого народа?..
Жители Горестана в основном промышляли сельским хозяйством. Обрабатывали куцые клочки земель, которых возделывали еще предки, ухаживали за фруктовыми садами на площади в десять соток, держали скотину, разводили домашнюю птицу. Словом, тишь и гладь, да божья благодать.
В быту у горестанцев царил образцовый порядок. Несмотря на тяжелые условия жизни и отсутствие достаточных – по крайней мере для цивилизованного человека – материальных благ, социальные волнения и беспорядки были здесь просто немыслимы. Ибо сказано в Священном писании, что «блаженны неведающие». Блаженные в своем неведении горестанцы не имели никакого представления о том, как живет остальной мир.
Зато верхушка общества прекрасно знала всю правду о высокой развитости за пределы Горестана. Верхушку представляли олигархическая элитка и прожженные партаппаратчики, некогда избранные народом, но вскоре разжиревшие за счет рядовых сограждан и вжившиеся всей плотью в начальничьи кресла. Эту нелицеприятную правду предпочитали держать за семью печатями. Ее тщательно скрывали от народа. Сотрудники Службы безопасности от крамолы 24/7 следили за тем, чтобы – не дай Бог! – информация не просочилась к людям.
В стране безраздельно правила одна политическая сила – Партия единых паразитов. Она, по сути, представляла собой буржуазную партию и состояла из ловких политиканов («соглашатели и оппортунисты», как их окрестила радикальная оппозиция), которые лавировали между национальными интересами и геополитическими амбициями далекой и могущественной державы R, под эгидой которой находился Горестан.
Единые паразиты находились у власти очень долго. Люди не знали времен, когда их не было у кормила правления. Одно за другим, как в калейдоскопе, менялись поколения. Власть же единых паразитов оставалась незыблемой. Хотя партийная пропаганда и твердила неустанно со всех репродукторов, будто их власть исходит от самого Бога, несколько старожилов, из коих уже сыпался песок от глубокой старости, помнили те «смутные времена» и политические метаморфозы, в результате которых Горестаном завладела кучка единых паразитов. Но этим «сверх меры» осведомленным старожилам под угрозой расстрела было запрещено говорить о происхождении паразитарного режима. Страх сковал им уста, и благообразные старички молчали в тряпочку.
В узких кругах единых паразитов наживаться на госбюджете и выжимать последние соки из многочисленной массы низов считалось делом чести. Дескать, мы таким образом исполняем долг перед государством.
Пантеон единых паразитов был населен различными божествами, но главным считался Золотой телец. Божество пользовалось сакральным авторитетом, в среде верных партийцев Ему поклонялись пятьдесят раз на дню.
Эксплуатируемое большинство, которое они в своих внутриведомственных секретных документах именовали «социальной тлей» (социальная тля знать не знала о существовали Всемогущего Золотого тельца), было всем довольно, кроме приехавших на отдых туристов. Кстати, эксплуатировать и одурачивать патриотической пропагандой социальную тлю – значило быть «почетным паразитом». Слово «паразит» имело исключительно положительную коннотацию. Именоваться паразитом и состоять в Партии единых паразитов означало быть истинным патриотом своей Родины…
Дело в том, что с каких-то пор, наслышанные о необычайной красоте местной высокогорной природы, со всех «заморских» концов в Горестане начали стекаться многотысячные потоки туристов, в первую очередь из единого государства R. Так как летом в Горестане было жарко, как в пустыне Сахара, приезжие обычно носили короткие шорты и легкие маечки. Температура нередко поднималась до 42-44 градусов по Цельсию.
Подавляющее большинство горестанцев считали, что короткие шорты, платья с глубоким декольте, юбки с подолами выше колен и другие откровенные наряды извращают, морально растлевают молодежь.
Туристы уже самим фактом своего приезда и ознакомления с местными жителями экспортировали в Горестан так называемый моральный суррогат. Это был опасный концентрат сексуальной пропаганды, которую местная молодежь воспринимала болезненно. Как когда-то тасманийцы и прочие туземные народы Нового света не переносили инфекции незваных гостей из Старого света, так и местные альфа-бабуины взбудораживались от вида оголенной женской щиколотки. Любая одежда, открывающая даже самые невинные части тела – руки, плечи, шею, щиколотку, ступню – значилось грифом «совершенно опасно: «моральный суррогат диверсионного свойства».
Чтобы пресечь антиморальную ересь в Горестане, наиболее убежденные сторонники моральной чистоты устраивали саботажи и не подчинялись закону. Эти акции гражданского неповиновения горестанцев принимали подчас очень причудливые формы.
Часто можно было увидеть, как прохожих туристов в «откровенных нарядах» шельмовали, грубо приказывали им надевать «образцовую одежду». Как-то раз вышедшая на прогулку в каштановой аллее молодая пара туристов любовно прильнула друг к дружке, умилительно соприкасаясь лбами. Влюбленная чета, млея от счастья, ворковала нежные слова.
Вдруг, как черт из табакерки, выскакивает из кустов плохо умытый и сильно пахнущий мужик. Возмущенный попранием местных обычаев, этот блюститель нравственности буквально освистал бедную парочку. От диких животных звуков туристы, охваченные паническим страхом, пустились бежать куда глаза глядят. Такое происходило сплошь и рядом. Причём напугавший молодую пару мужчина не относился к бомжам, а был из числа горожан, сильно пристрастившихся к моральной чистоте.
Под покровом ночи ретивые охранители морали (пока что квалифицируемые официальными властями как «подпольные ОПГ») на каждом перекрестке устанавливали баннеры с инструкциями для туристов. Суть всех инструкций сводилась к пояснению дозволенного и недозволенного в ношении одежды. От здания к зданию протягивались канаты, на которых развевались громадные плакаты такого же содержания, что и баннеры на улицах: «Внимание!!! В наших благословенных краях таких-то и таких-то вещей не принято носить. Соблюдайте моральную чистоту!»
Для пущей убедительности подпольные моралисты с мистической верой ссылались на некий «федеральный закон» об обязанностях туриста. В нем черным по белому было написано, что турист должен уважать социальное устройство Горестана, его обычаи и традиции, а также религиозные верования. Однако про шорты и майки – ни слова. Тем не менее, «федеральный закон» имел колоссальный успех у потенциального электората. Средствами подпольной типографии закон был издан в виде отдельной брошюры тиражом в несколько миллионов экземпляров. Отныне «федеральный закон» стал Новым заветом для широких масс, настольной книгой для сознательного гражданина и колыбельной песней для грудных младенцев.
Хотя и было нами упомянуто про электорат, институт выборов и демократические процедуры здесь не играли никакой роли. Выборы в Горестане не проводились со времен Навуходоносора, вследствие чего понятие «электорат» было начисто вытравлено из генетической памяти народа.
Скоро весь Горестан запестрел яркими, но безвкусными и наспех состряпанными объявлениями, плакатами, агитационными листовками. В конце концов самодеятельность помешанных на моральной чистоте личностей привела к тому, что вся эта макулатура полностью заслонила собой дивные красоты и знаменитые достопримечательности, ради которых туристы посещали Горестан.
Недовольство в верхних эшелонах власти росло по экспоненте. Объявилась охота подпольных активистов. Нужно было сначала идентифицировать тех, кто покушался на государственные порядки.
На политическом горизонте в это время появилась альтернативная партия – «Партия воинствующих моралистов», которая взяла на себя ответственность за установление плакатов и другие вредительские акции. Воинствующие моралисты придерживались радикальных взглядов на преобразование страны. Они были убеждены в категорической недопустимости ходить в короткой одежде, что было равнозначно наготе. Простым людям импонировала такая риторика и их решительный стиль действий.
Согласно политической платформе воинствующих моралистов, представительницам прекрасного пола запрещалось оголять все части тела, кроме лица и кистей рук. Со временем под строжайший запрет подпадут и эти невинные элементы женской плоти. Но пока что овал лица и руки оставались открытыми. Запрет на оголение «всего и вся» воинствующие моралисты обосновывали смертным грехом. «Все женщины, обнажающие в этой бренной жизни шею, плечи, ключицу – наверху; ступни, голени и бедра – книзу, после смерти кувырком полетят в ад и будут с треском гореть, насаженные на железном вертеле», — гласило в их проекте Конституции.
Единые паразиты, напуганные мощью новой политической силы, тотчас отреагировали и попыталась ликвидировать очаги сопротивления. Они демонтировали все несанкционировано установленные баннеры и плакаты, на что воинствующие моралисты ответили многотысячными митингами. Власть предержащие бросили вооруженные до зубов отряды полиции в бунтующих районах, но простые граждане встали стеной и не допустили кровопролития. Ни один член Партии воинствующих моралистов не пострадал. Отныне народ дал ясно понять, что нахождение у власти Партии единых паразитов носит временный и чисто формальный характер.
По всему населению прокатились волны морально-нравственной истерии. Власти взывали к гражданам быть благоразумными и не раскачивать государственный корабль. Воззвания к защите Отечества, апелляция к патриотическим чувствам горестанцев не возымели успеха.
Агитаторы противоборствующего лагеря, то есть воинствующие моралисты, драли глотки в каждом квартале. Один оратор, выступая перед собравшимся рабочим людом, говорил:
– Партия единых паразитов всегда славилась беспринципностью и двойной моралью в политике. Эта партия проституировала на всех фронтах – и влево, и вправо, а с центристских поз всегда отдавалась Большому брату. Члены партии вхожи во все политические бордели, главный штаб которых располагается в столице единого государства R.
Теперь что касается патриотизма и якобы священном долге граждан защищать Горестан… От кого защищать? От самого народа? От мощной инициативы, исходящей из самых недр народа?
Не верьте прогнившей буржуазной верхушке единых паразитов! Вас обманывают и обводят вокруг пальца, как наивных простачков. В классово-капиталистическом обществе культивировать патриотизм означает идеологически откармливать население, которое затем, в нужное время и в нужном месте, отправят на подлую войну сражаться за мифические идеалы. На самом же деле, за интересы правящих кругов – главных бенефициаров войны.
Единые паразиты насаждают патриотизм для того, чтобы таких, как вы – вымуштрованных и зазомбированных масс – бросить на кровавую империалистическую бойню как пушечное мясо. Не будьте же пушечным мясом, пропитанным ядом пропаганды! «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» и прочие гимны слабоумию оставьте поэтам и романтикам. Включите, наконец, свои мозги!.. Пусть сгинет нынешний проклятый режим!»
Закономерным итогом этих турбулентных социальных процессов стало установление диктатуры воинствующих моралистов. По прямому указу Генерального секретаря Партии воинствующих моралистов были учреждены беспрецедентные социальные институты: Министерство моральной чистоты и Министерство морального просвещения. В карательно-принудительном порядке проходился ликбез – ликвидация безнравственности.
В целях пропаганды и дальнейшего укрепления нового строя один за другим воздвигали идолы Моралису – всесильному богу морали, который пришел на смену Золотому тельцу. С небывалым энтузиазмом «хунвейбины» Великой моральной революции предавали огню весь ареопаг божеств единых паразитов, выкрикивая в их адрес пятиэтажный мат. Манифестации в честь свержения прежнего пантеона были масштабными, и праздничные гуляния по революционным улицам быстро вылились в факельное шествие. Старых идолов громили с дикими криками. С веселым гиканьем возбужденные массы устраивали чудовищные погромы на членов Партии единых паразитов.
Наэлектризованное зарядами высокой морали население постепенно вступало в обыденную колею. Рутина остудила мозги даже самым бесшабашным предводителям восстания. Только теперь, после пьянящих кровавых ужасов длительного революционного карнавала, организаторы из Партии воинствующих моралистов наконец спохватились, какие насущные заботы встали перед ними. Началась великая трудовая страда. Открывалась новая полоса жизни – эры всемирной диктатуры морали. Невиданный подъем творческой энергии захлестнул низы общества, которые до того влачили жалкое существование.
Камня для строительства памятников не хватало, да и в профессиональных каменщиках не было достатка. Все растущие в Горестане леса молодая гвардия революционеров вырубила на сооружение мавзолеев героям, павшим в горниле революционных битв, и на строительство капищ, на возведение достигающих небосвода идолов Моралису.
Из-за нехватки тесовых досок возник острый дефицит на более или менее приличные туалеты – сортирные будочки. А желающих идти по известным нуждам не убавлялось, даже несмотря на то, что потреблять пищу стали меньше. Все пути снабжения в страну, охваченной пламенем революции, были отрезаны.
В стране раз за разом принимались одиозные законы, ущемляющие права определенных социальных категорий. Например, закон «О моральном превосходстве» базировался на теории всестороннего превосходства горестанцев над другими морально неполноценными расами. Согласно новым законам, туристов либо выгоняли прочь из страны, начисто конфисковав все их имущество, либо загоняли в специальные лагеря на принудительные морально-исправительные работы.
Людей оглушали 20-тичасовыми проповедями на следующие темы: «Что следует одевать на территории Горестана?», «О греховности ношения шортов и маек», «Одежда, противная богу Моралису», «Одежда, радующее сердце Моралиса» и т.п. Вождь в своих речах любил повторять: «Вор должен сидеть, убийца – висеть, а злостный антиморалист должен подвергнуться как минимум кастрации (нечего размножать нечисть), а лучше всего четвертовать».
В ответ на принятие законов о моральном превосходстве и учиненные погромы над «морально неполноценными гражданами» недружественные страны ввели тотальные санкции против Горестана. Резко прекратились поставки дерева из Сибири. Страна оказалась отрезанной от жизненно важных ресурсов.
Тотчас решили созвать внеочередной экстренный партийный съезд. Ключевые вопросы в повестке – импортозамещение прежде завозимой из-за рубежа продукции и ответные меры против политических карликов из загнивающих стран. На кону стоял также вопрос принятия пятилетнего плана в условиях беспрецедентных санкций. «Дать решительный бой моральным унтерменшам!» стал лозунгом новой пятилетки. Народ как боевой клич подхватили разухабистый лозунг партийных вождей.
На съезде остро встал вопрос о катастрофическом дефиците древесины. Открылись прения, которые вылились в рукопашные стычки между товарищами по партии из-за расхождения в одном щепетильном пункте.
Одни кричали, что мораль непоправимо страдает от некачественных сортиров. Мол, голые зады видны сквозь широко зияющих щелей наспех сколоченных туалетных кабинок. Статистика недвусмысленно показывала, как индекс морали снижается на глазах. Их идеологические противники мыслили другими, более возвышенными категориями: нужно-де экономить на тленные сортиры. Это все прах, суета сует и всяческая суета, не достойная пристального внимания. Поэтому нужно соорудить побольше идолов богу морали вместо сортирных будок.
Партия была на грани раскола. Однако мудрейший вождь воинствующих моралистов вмиг устранил нависшую угрозу. Он нашел соломоново решение – внес на голосование резолюцию, которая гласила: «В условиях острой нехватки древесины и патриотического воспитания народных масс мы, Партия воинствующих моралистов, решили сделать выбор в пользу патриотизма. Пожертвуем презренной гигиенической чистотой ради чистоты моральной. Мораль превыше всего!».
Услышав столь гениальное решение вопроса, над которым члены съезда буквально ломали голову, все исступленно завизжали от восторга. Партийцы единодушно проголосовали за резолюцию, предложенную Генеральным секретарем. В зале съезда раздались аплодисменты, переходящие в овации. Овации продолжались до глубокой ночи.
Вслед за санкциями началась военная интервенция в Горестан. Соседним государствам жутко не нравился хаос, развернувшийся прямо у них под боком. Экспедиционные корпуса вооруженных сил союзных стран вторглись на территорию, охваченную пожаром Великой моральной революции.
Ответ воинствующих фанатиков от морали был молниеносным: объявили о всеобщей мобилизации. Генеральный секретарь партии обратился к народу с воззванием «Моралистическое государство в опасности!». Все, кто мог держать в руке хотя бы английскую булавку, были обязаны встать в ряды народного ополчения.
Круглосуточно шла организация все новых партизанских отрядов, которые на первых порах совершали дерзкие вылазки в тыл противника и наносил чувствительные удары. Особенно свирепствовали диверсионные группы, внушавшие ужас союзным войскам.
Военная инициатива находилась в руках воинствующих моралистов. Но это были лишь тактические успехи. На стратегические преимущества надеяться было бессмысленно: через три дня у обороняющейся стороны закончились все боеприпасы. Стрелять было нечем. Люди побросали огнестрельные ружья и, по команде сверху, прошли тотальное перевооружение. Воюющим частям раздали двухметровые вилы, пудовые гири, косы и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Вместо артиллерии стали использовать морскую гальку.
Спустя еще пару дней остатки армии моралистов начали умирать от голода. Не осталось даже черствого куска хлеба. Тем не менее ни один солдат не собирался покидать свои боевые позиции.
Союзное командование, услышав о бедственном гуманитарном положении в рядах отчаянно сопротивляющегося врага, решило организовать срочную гуманитарную помощь. Для этих целей десяток человек из интендантской службы отправили с провизией в стан противника. Не успела гуманитарная группа подойти к ближайшему укрепрайону воинствующих моралистов, как внезапно оказались под градом камней. Делегация гуманитариев была ликвидирована как «кучка моральных унтерменшей». Разгневанные союзники шарахнули ракетами так, что эти укрепрайоны разлетелись в щепки.
…
Из осажденного бункера на четвереньках вылезла Мораль с перебинтованной головой. Побитая в боях и измученная нервными потрясениями, она силилась встать и выпрямиться во весь рост.
Она вылезла из бункера не для того, чтобы сдаться на милость врага. Нет, это было бы ниже ее достоинства. Мораль возложила на себя более ответственную, возвышенную, божественную миссию – достучаться наконец до этих моральных кретинов, несчастных моральных унтерменшей! И вот она, собрав последние силы, с гневом и обличительным пафосом обрушивается на присутствующих. Мораль произносит речь, которая войдет в историю под названием «Триумф морали».
«Моральные унтерменши, слушайте! Вместе со своей цивилизацией вы погрязли в мерзости. Шортами, майками, короткими юбками, глубокими декольте и проч. откровенными элементами одежды вы своих жен, дочерей, сестер, матерей – самых близких вам женщин выставляете голыми на всеобщее обозрение. И вам не стыдно за это?! Обнажая свои тела, вы возвращаетесь на животную стадию развития. Следовательно, вы является скотами. Вы потеря человеческий облик!..
Я вам говорю, что наш великий Горестан морально непобедим. Ни на секунду мы не дрогнули перед лицом мучительной смерти, перед угрозой поголовного исчезновения. Физически уничтожить нас вполне реально. Нас уничтожили, стерли с лица земли вместе с нашими священными идолами. Но наш воинственный дух и моральные принципы непоколебимы. Вы же будете вечно гореть в геенне огненной!..». Это был последний в истории гоменидов благородный порыв урезонить общество и наставить всех заблудших на путь истины. Это была лебединая песня Морали.
Ради обеспечения безопасности мирному населению власти решили посадить Мораль в большую клетку и провести через города и веси как нечто эндемичное, как уникальный феномен локального безумия…
Следующий день начался с бравурных звуков фанфар. Всюду гремела музыка, раздавался барабанный бой: люди праздновали День победы – свершился наконец разгром морального фашизма. Официозные средства массовой информации трубили, как всегда, пропагандистские серенады: «Ура! Мы победили! Враг окончательно разгромлен. Горестан теперь полностью демилитаризован и денацифицирован, он канул в преисподнюю. Ни одного движущегося объекта, ни одной живой души. Там не осталось ничего, кроме выжженной огнем пустыни и многоэтажных штабелей трупов».
Но в этой ура-патриотической кутерьме практически никому не замеченной осталась лаконичная заметка, набранная петитом «в подвале» одной маргинальной газеты. Заметка содержала три предложения: «Вчера ночью по дороге в Сальпетриер (знаменитая парижская псих. клиника) Мораль приняла капсулу с цианистым калием. Доза оказалась смертельной. Мораль умерла».
P.S Неужели мораль обязательно должна быть вымученной и пораженной раком в терминальной стадии? Представьте себе мораль, шествующей по многолюдной улице, прихрамывая на обе ноги. Мораль, пугающая своей растрепанной и агрессивной физиономией. Мораль, чьи глаза от ярости вылезают из орбит. Болезненная мораль-калека, грозящая костылем в сторону беспечной публики, которая в ужасе замерла при виде чудища, вразвалку шагающего средь бела дня. Мораль, наводящая страх и трепет на благонадежных граждан. Цепная мораль, призванная держать людей в ежовых рукавицах.
Суть ее заключается в фразе «ни дышать, ни пукнуть». Такая мораль поставлена на службу садомазохистам и кормится из рук нравственных извращенцев. Вечно недовольная и уязвленная, подобная мораль приходит в раздражение по малейшему по поводу, истерит и брызжет ядовитой слюной на всех довольных жизнью вокруг.
Не мудрено, что в приличных местах такую общественную мораль немедленно оденут в смирительную рубашку и бросят в палату № 6. Однако если исходить из предположения некоторых философов, что мир – это госпиталь для неизлечимо больных, то все становится на своих местах.
